Александр Пушкин

Предком Александра Сергеевича по материнской линии был небезызвестный Абрам Петрович Ганнибал, слуга и воспитанник Петра I, отличавшийся крутым, неукротимым нравом. Известно, например, что свою первую жену, дочь флотского капитана, грека Диопера, Ганнибал, одолеваемый ревностью, зверски мучил. После чего добился развода и взял в жены другую дочь капитана…

Александр Сергеевич, в отличие от своего знаменитого предка, в раннем детстве был вялым и тихим. Истинная его натура начала проявляться позже. Как пишет А. М. Скабичевский (автор биографического очерка «Пушкин. Его жизнь и литературная деятельность», 1890), маленький Пушкин приводил родителей «к опасениям за его будущее неукротимою пылкостью страстного темперамента». Нанятые воспитатели не могли справиться с его «вулканической натурой». Любые строгие меры вызывали в ребенке только еще более бурное неповиновение, он становился неуправляем. Кстати, со сложным характером А. С. , было связано и помещение Пушкина впоследствии в Царскосельский лицей. Родители не знали, как справиться со свободолюбивым непослушным ребенком.

Забегая вперед, можно сказать, что свободолюбие и непослушание станут лейтмотивом не только жизни, но и творчества Пушкина. Именно эти качества были и главным счастьем его (его «счастливым даром»), и главной его бедой. Натура его, в предельной степени страстная, не замедлила обнаружиться в первые же годы его самостоятельной жизни по окончании лицея.

От своего отца, Сергея Львовича, унаследовал Пушкин своё тщеславие, тягу к высшему светскому обществу. В бурную городскую жизнь и бросился поэт, выйдя из стен лицея. Не состоя фактически в Тайных обществах и кружках, Пушкин постоянно вращался в кругах, с ними связанных. Ему не льстило имя молодого поэта, он мало посвящал себя литературным объединениям, с головой окунаясь в бурную светскую жизнь. Сперва увлекся великосветскими балами, позже потянулся к развлечениям полусвета, присоединившись к обществу «Зеленая лампа». Это было в меньшей степени литературное или политическое, а в большей степени хулиганское общество, замышлявшее и осуществлявшее весьма отчаянные светские проделки. Его жизнь была полна кутежей, ссор, интриг. Но самое интересное, что при всей этой разгульной жизни, Пушкин не прекращал литературной практики. Оставшиеся черновые тетради того времени свидетельствуют о кропотливом труде над поэмой «Руслан и Людмила», который занял целых четыре года. Пушкин не только не растерял свой зарождающийся дар в бесконечных загулах, но как будто черпал в них дополнительную энергию для непрерывающегося творчества. И сейчас, и позже сама жизнь, порой в самых неприглядных и низких её проявлениях, переплавлялась Пушкиным в свободное и новаторское творчество. Хотя бы упомянутая поэма «Руслан и Людмила» уже демонстрирует пренебрежение канонами, вольное прочтение принятых правил поэзии, что не замедлило вызвать негодование критики…

Провокаторское «вольнодумство» его стихов послужило причиной увольнения Пушкина с должности чиновника и перевод его на юг, в Кишинев, а затем в Одессу. Тут поэт снова с жадностью окунулся в непривычную ему новую жизнь, полную приключений. Вот как пишет об этом периоде жизни Пушкина А. М. Скабичевский: «Не было многочисленного собрания или картежной игры, где бы ни являлся Пушкин, нечесаный, небритый, в молдаванской феске на голове, в архалуке, в бархатных шароварах и с железною дубинкою в руках, вообще в костюме самом картинном, беспорядочностью своею приводившем в ужас чопорных кишинёвских чиновников. Беспощадная насмешливость, готовность каждую минуту выйти из себя и подраться послужили причиной того, что Пушкин нажил себе в городе массу врагов и недоброжелателей. <…> Распространилось даже среди общества шуточное прозвище, данное Пушкину каким-то остряком, — „бес арабский“ (каламбур на слово „бессарабский“). После же двух дуэлей <…> и дикого скандала с молдаванином Балшем, Пушкина положительно стали бояться в городе как бретера и скандалиста <…> во второй половине 1822 года, после одной буйной карточной ссоры, во время которой Пушкин, снявши сапог, ударил противника каблуком в лицо, он был послан в Измаил, и во время этой именно поездки Пушкин, встретив на дороге цыганский табор, пристал к нему и несколько времени кочевал вместе с ним».

И вновь надо вспомнить, что при всех этих многочисленных эксцентричных выходках, как отмечают все пушкинские биографы, он вёл как бы еще одну параллельную жизнь. Не прекращал писать, доходя в своём творчестве до настоящих высот, поражающих внутренней гармонией, которая свидетельствовала о кропотливом труде. Поэт откликался на все впечатления жизни новыми творческими замыслами. Его натура не оставалась равнодушной ни к чему, реагируя на жизнь ярко, своеобразно и очень лично, что проявлялось как в поступках, так и в творчестве.

Весь этот бурный образ жизни, тем не менее, стал причиной того, что теперь управу на своенравного поэта искали уже не воспитатели, а власти. А с этой силой бороться было не так просто. Сначала поэт был сослан в Михайловское, под надзор родителей, а позднее, даже когда ему было позволено вернуться в Москву и Петербург, всё еще находился под жёстким надзором шефа жандармов графа Бенкендорфа. Строгость этого надзора Пушкин не сразу смог оценить. Однако, встречаясь всё с новыми и новыми ограничениями — невозможностью выехать из города без позволения графа, запретом на чтение произведений до разрешения графа… — поэт вскоре почувствовал вполне бесправность своего положения. Ограничения преследовали его повсюду, Пушкин продолжал писать, но его произведения подвергались цензуре Бенкендорфа и самого государя, из-за чего, например, «Борис Годунов» долгое время оставался «в столе» поэта, не допущенный даже для прочтения на публике.

Запертый под надзор, Пушкин был ограничен и как светский проказник, и как поэт. Неудивительно, что безысходность такого положения отразилась на его душевном настрое. Всё чаще он пребывал в подавленном состоянии, сожалел о годах своей молодости и одновременно раскаивался в «праздности, в неистовых пирах, в безумстве гибельной свободы», скучал по той самой свободе, которой теперь был лишен вовсе. «Им одолело беспокойство, охота к перемене мест»… Не будучи ущемлен хотя бы в этом, поэт начинает переезжать с места на место. Однако он уже разочарован в свете, полон отвращения к обеим столицам и, видимо, к бесприютному образу жизни. Теперь он ищет приюта, отдаваясь творчеству лишь в деревенском уединении, а также делает предложение Наталье Гончаровой…

Последние годы жизни Пушкина полны разного рода трудностей, темные тучи сгущаются постепенно… И всё же к этому тяжелому жизненному этапу, когда Пушкин уже не свободен от суеты внешней, относится наиболее зрелое и лишенное всякой суеты внутренней творчество. В частности, необычные, свободные от всяческих канонов драматургии его драмы. Он писал их так, как жил и хотел бы жить, — многомерно, неоднозначно, противоречиво.

Первым его драматургическим опытом, о котором уже упоминалось, стала трагедия «Борис Годунов». А к 1830-м годам были созданы и «Маленькие трагедии», ярчайший пример пушкинской свободы и непослушания, а также полноты ощущения жизни. Во всех отношениях в своём творчестве Пушкин абсолютно свободен. Отвергает все возможные единства, однозначность трактовок, навязывание авторской позиции, простоту характеров. Не ставит точку, а создает открытые финалы. При камерном масштабе, на небольшом текстовом пространстве добивается большой смысловой насыщенности, «головокружительного лаконизма», как скажет Ахматова.

Свобода формы, свобода композиции как нельзя лучше видна в его «Маленьких трагедиях» («Скупой рыцарь» — три сцены, «Моцарт и Сальери» — две, «Каменный гость» — четыре и, наконец, «Пир во время чумы» — всего одна). Их называют «пьесами-кульминациями», или «пьесами-развязками», что лишний раз подтверждает возможность неоднозначного прочтения пушкинского текста, разброс трактовок, восприятия и, соответственно, сценической реализации. Все образы «Маленьких трагедий» — живые лица, неоднозначные, не плохие и не хорошие, но в то же время некие всеобъемлющие образы. Объединяет их, прежде всего, страсть. В каждом бурлит страсть к чему-то конкретному — славе, деньгам, женщинам или просто жизни. Так или иначе, главный вопрос всех «Маленьких трагедий» — это вопрос жизни и смерти. Жизнь заканчивается внезапной смертью, а в торжествующей смерти продолжает пировать жизнь. И в этой пляске смертоносных страстей возникает ещё одна сквозная тема А. С. — тема черного человека, тема свободы и вседозволенности. На границе жизни и смерти человек пытается определить, где заканчивается свобода и начинается аморализм? Пушкин не дает однозначных ответов, он свободно играет смыслами, давая и читателю свободу в выборе ответа на эти вопросы. Сам ущемленный в свободе, утверждает право свободы жизни и выбора своим творчеством.

Судьба самого Пушкина — пример совмещения двух противоположных характеров в одном, пример свободной витальной энергии, которая могла рождать как гениальное, так и недостойное. Он предлагает и нам окунуться в бурный поток жизни, право выбора пути оставляя за нами. Именно эти качества гениального поэта и волновали создателей спектакля «Эрмитажа» «Пир во время ЧЧЧумы».